Противники сошлись. Осман схватил Хвичо и на миг оторвал его от земли. Всем казалось, что осман вот-вот бросит ребенка наземь и изувечит.
— Я же сказал, что борьба неравная, — заворчал эффенди Али.
Сверх ожидания, Хвичо только чуть пошатнулся, но не упал, а удержался на ногах. Осман не успел опомниться, как Хвичо кинулся на него, обхватил руками, дал подножку и повалил.
Поднялся хохот. Эффенди Али просиял.
— Хорошо, хорошо!.. — с обычной медлительностью произнес Гусейн-ага и протянул мальчику монету.
— Ну, а теперь как? — обратился ага к Али-Юсупу.
Эффенди Али поднял плечи и пожевал губами, словно говоря:
«Видишь, каков? Зачем нам хитрить? Оба мы — одного поля ягоды. Все равно ничего у тебя не выйдет, и нечего втирать мне очки».
— Я ведь доложил тебе, ага, какие нынче времена. Цены на товар со дня на день растут. А Селек-эффенди…
— Брось рассказывать сказки, не гневи аллаха! — перебил его Гусейн-ага. — Ты купец — твой товар, я покупатель — мои деньги! Говори свою цену!
— Вот последняя цена, — и Али показал ему руку с растопыренными пальцами.
— Аллах!.. Аллах!.. Да что с тобой, эффенди? — удивился ага. — За такие деньги я куплю целый десяток!
— Воля твоя. Хвастаться не буду, вот — товар на лицо! Знаю, для кого покупаешь. Лучшего, верь, не найдешь!.
«Что со мной? Зачем я затеял эту дурацкую борьбу? — думал Гусейн-ага. — Но в конце концов от нее есть и польза: убедился, какой товар… Ну, а сто — двести курушей… черт с ними!» — успокаивал себя ага.
— Эффенди Али! — обратился он к работорговцу и показал растопыренными пальцами предлагаемую сумму.
— Нет, не согласен! Я немало заплатил и владельцу корабля! — возразил Али-Юсуп.
— Разве ты вез только его одного?
— Во всяком случае…
— А все-таки?
— Не уступлю ни куруша.
— Ну, вот еще!.. — возмутился покупатель.
— Посовестись, Гусейн-ага! Что ты предлагаешь! Сам посуди: только кусок парчи, преподнесенный мной потийскому паше, стоил по крайней мере пятьдесят золотых!
Гусейн-ага снова осмотрел ребенка, заставил его пройтись по площади, побегать и попрыгать.
— Хорош, хорош! Из него выйдет настоящий мамлюк! — решил купец, стукнув посохом по земле. Затем Гусейн-ага отозвал в сторожу Али-Юсупа, дал ему кошелек с золотом и забрал Хвичо. Мальчик с радостью пошел за ним.
Али-бей, прославленный военачальник мамлюков, покуривая кальян, сидел на золоченом тахтреване, украшенном бирюзой и рубинами. Он был погружен в глубокое раздумье. Говоря откровенно, как перед богом, ему действительно надо было о многом подумать. Ведь он был теперь правителем всего Египта. Али-бей подчинил себе остальных беев, управлявших различными областями страны, и, пользуясь поддержкой египетского паши — ставленника султана, объявил себя независимым. Вследствие этого власть султана и египетского паши свелась к нулю. Но ни тот, ни другой не решались что-либо предпринять, так как сила была в руках мамлюков, а сила может вспахать и гору!
Число мамлюков в те годы достигло десяти — двенадцати тысяч человек. Они были рассеяны по всему Египту. Мамлюки командовали полками и занимали высокие гражданские посты; одним словом, они были неограниченными хозяевами страны.
Слово «мамлюк» по-арабски означает «невольник». В тринадцатом веке египетский султан Малек-Салех купил у монголов несколько тысяч пленных — туранцев и кавказцев и так усилил ими свою гвардию, что она сделалась опасной даже для него самого. Когда в 1250 году египетский султан Туран-Шах заключил без согласия мамлюков мир с предводителем крестоносцев — Людовиком IX, возмущенные мамлюки убили Туран-Шаха, избрали из своей среды Эйбека и провозгласили его султаном. С той поры началось господство мамлюков в Египте. Хотя в 1517 году турецкий султан Селим I покорил Египет и посадил там своего пашу, тем не менее правителями провинций он вынужден был назначить двадцать четырех беев, избранных мамлюками; и вскоре те стали распоряжаться всей страной. Возглавляемые Али-беем мамлюки объявили себя полностью независимыми и отделились от Турции. Они стали настолько сильны, что не считались решительно ни с кем.
Для пополнения своих рядов мамлюки охотно покупали молодых, крепких юношей, должным образом воспитывали их и закаляли, как будущих воинов. Предпочтение они отдавали кавказцам.
Вошел придворный и низко поклонился Али-бею.
— Повелитель, — почтительно доложил придворный, — к вам пожаловал купец.
Али-бей вынул изо рта чубук.
— Гусейн-ага? Зови его скорее, — приказал Али-бей, — он, должно быть, из Стамбула. Интересно, с какими вестями? — Али-бей улыбнулся.
Едва он отодвинул кальян, как появился Гусейн-ага.
— Салям алейкум, великий повелитель! — приветствовал купец, почтительно поклонившись, и приложил руку сначала к груди, а потом ко лбу.
— О-о! Рад тебя видеть, Гусейн, мой старый друг. За последнее время твои посещения стали весьма редкими, хотя они для нас всегда желанны. Сюда, дорогой ага, располагайся здесь, — продолжал Али-бей, указав на парчовую подушку, лежавшую на ковре.
Гусейн-ага сел.
— Ну что? Ты был в Стамбуле?
— Только что прибыл оттуда, повелитель!
Али-бей слегка нахмурился.
— Какие новости, мой Гусейн? Как изволит себя чувствовать падишах? Он очень зол на меня?
Гусейн покачал головой и улыбнулся.
— Разве удивительно, что он не особенно к тебе расположен? Скрывать тут нечего — весь мир от края до края знает об этом.