Мамлюк - Страница 31

«О, горе мне!.. Может быть, это их сын?! — мелькнула страшная мысль. — Какой ужас, господи!»

В сознании Махмуда промелькнула вся его жизнь, от вечнозеленых берегов журчащей Техури до огромного величественного Нила. Он вспомнил детство, родной дом, родителей, братьев, отца Маркоза и снова — Саломэ и Резо…

«Неужели все это действительно было?» — словно шептал ему какой-то голос. «Да, все это было, все это действительно было, — отвечал ему другой голос. — Разве не помнишь, даже в далеком Египте ты часто вспоминал все это и пролил немало тайных и явных слез. Разве не помнишь, как похищенный и проданный, подобно тебе, невольник однажды показал в сторону, где находится любимая, но для тебя навеки потерянная родина. С истерзанным сердцем, с глазами, полными слез, ты часто устремлял свой взор вдаль. Ты смотрел на простертую за Нилом необозримую голую пустыню. Ты хотел хотя бы смутно различить за ней горы, покрытые лесами, и среди них — веселую, прозрачную Техури. Но тщетно! Голая пустыня оставалась пустыней, однообразной и мертвой. В дни юности ты много раз думал с тревогой: „Ах, что с моими близкими? Живы ли они сейчас, или нет?..“ Ты помнил всех… И не только людей… Сколько раз ты вспоминал свою собаку Ажгерию и козла Очагу с крутыми рогами, которыми он угрожал своим соперникам… Но время шло… годы следовали за годами… И ты свыкся с новой жизнью. Судьба улыбнулась тебе. У тебя есть все: богатство, слава, удача… Все восторгаются тобой, уважают тебя. Да, ты свыкся со своим положением… Прошло много лет, и за это время волны жизни заволокли илом твое сердце. Но в глубине оно все же сохранило частицу того, что не могли затянуть и заставить окаменеть никакие наносы, никакое время. Эта частица порой нежданно напоминала о себе, напоминала о твоем уже забытом прошлом. И встревоженное сердце заставляло тебя, охваченного скорбью, глубоко задумываться».

— Вай, нана! — повторяли чуть двигавшиеся губы умирающего.

— Да ведь это Резо! Неужели? Боже, за что ты так жестоко наказал меня! В чем моя вина?.. О, если бы я знал…

— Вай, нана! — Венецианец чуть дрогнул и застыл.

Волосы шевельнулись у Махмуда на голове, по телу пробежала дрожь. Он взглянул на свою окровавленную саблю, сжал рукоять и медленно опустил клинок. Острая сталь сверкнула в солнечных лучах. Струйка алой крови стекла по желобку и застыла у острия.

— Махмуд-бей?! Аллах, ты жив?! — крикнул кто-то.

Сознание Махмуда прояснилось. Перед ним стоял мамлюк в изодранной одежде. Его взмыленный конь храпел. На поле боя валялись трупы мамлюков, франков, убитые лошади. Звон клинков доносился со стороны пирамид. Махмуд посмотрел на мамлюка и узнал его. Это был тысяцкий Ахмед. Но себя самого Махмуд-бей уже не узнал. Всю сорокалетнюю накипь словно смыло с его сердца. Оно очистилось… Махмуд-бей перестал быть мамлюком.

— Махмуд-бей! — с тревогой повторил Ахмед. — Что делать? Почему ты стоишь как окаменелый? Разве не видишь, что франки одолевают нас?! Отряд Аслана-ага уничтожен. Где твои люди? Омер-Саид послал за тобой. Он просит поспешить ему на помощь… — торопливо доложил Ахмед.

Махмуд-бей безмолвно взглянул на тысяцкого и снова впился глазами в мертвого венецианца.

Послышалось цоканье копыт: прискакали мамлюки. В отряде были десятские и несколько тысяцких.

— Махмуд?! Ты здесь? Что происходит? Ахмед, почему ты стоишь тут? Мы погибли. Коротконогий паша над пашами разгромил нашу гвардию… Омер-Саид геройски пал во славу мамлюков. Махмуд, все беи ищут тебя. Они не знают, что делать, как быть. Франки окружают нас. Страшная беда может обрушиться на нас каждую минуту! — наперебой говорили мамлюки.

Махмуд молчал. В его сознании проносились другие образы, возникали другие лица…

— Ты ранен? — спросил кто-то.

— Чего ты стоишь, уставившись на мертвого гяура? — резко спросил Ахмед. — Это сотник венецианцев. Собаке — собачья смерть!

— Но кто этот венецианец! — крикнул Махмуд-бей, и лицо его исказилось.

Мамлюки отпрянули назад.

— Аллах! Аллах! Что с тобой, Махмуд?! — в страхе воскликнули они.

— Он такой же венецианец, как я — араб! — резко выкрикнул Махмуд-бей.

— Аллах! Аллах! Великий пророк, защити нас! Не сошел ли он с ума!..

— К черту и твоего пророка и твоего аллаха!.. Где они? Беззаконие — вот аллах всего земного, и насилие — его пророк! — закричал Махмуд-бей.

— Махмуд! — возмутился тысяцкий Ахмед. — Неужели это правда? Ты отверг ислам?.. Изменил клятве мамлюков?

— К черту ваш ислам и вашу клятву!..

— Махмуд?! Что тут происходит?.. Не подкуплен ли он франками? Изменник! — возмутился тысяцкий Исмаил.

— Вполне возможно! — согласились мамлюки. — Отряд его разбит, а сам он жив и невредим…

— Гяур! Я рассчитаюсь с тобой! — завопил тысяцкий Ахмед, схватившись за саблю.

Махмуд-бей словно только этого и ждал.

— Попробуй! — с горькой усмешкой процедил он.

Ахмед не успел вынуть саблю из ножен, как Махмуд пронзил тысяцкого своим клинком.

— О гяур! О изменник! — крикнули мамлюки и схватились за сабли.

— Вай, нана! — раздался громкий стон, и смертельно раненный Махмуд-бей упал на труп венецианца.

Грохот пушек и ружейные залпы постепенно затихали, и оставались слышны только дробь барабанов и звуки труб.

Войска франков собрались у пирамид и праздновали победу.

На поле брани среди бесчисленных тел лежали крест-накрест два мертвеца. Один был в дорогих арабских одеждах, а другой — в зеленом мундире венецианского гвардейца.