Мамлюк - Страница 36

Он всплеснул руками и выругался по-турецки, потом обратился к стоявшему перед ним Риску: „Вот что действительно будет печально! Но правда есть правда, и бог милостив…“»

* * *

В ноябре 1768 г. в Каир пришло из Стамбула повеление снарядить и двинуть на помощь главным турецким силам. 12 000-ную армию. Египетские недруги Али-бея, во главе с каирским пашой Мухаммедом, решив воспользоваться удобным случаем, послали в Стамбул донос на ненавистного шейх эль-беледа, обвинив его в том, что бывшие в его распоряжении силы он собирается использовать не для помощи своему сюзерену, а для того, чтобы отложиться от него. Результатом была немедленная отправка в Каир капиджи-баши с требованием головы неверного вассала.

Но капи-кьайа успел заблаговременно предупредить своего патрона, и неподалеку от трассы будущего Суэцкого канала султанский посланец и его эскорт были перехвачены и прикончены Али-беем Тантави, а смертоносный документ доставлен Али-бею. Последний тотчас же созвал диван и обратился к беям, с горячим призывом тут же объявить о восстановлении потерянной в 1517 г, независимости и открыто отложиться от Турции. Сторонники Али-бея приняли это предложение с энтузиазмом, немногочисленные противники — подчиняясь силе обстоятельств.

Первым важным решением суверенной власти было — изгнать из Египта наместника-пашу, вторым — обратиться к сильнейшему феодалу Палестины, другу Али-бея, шейху Акхи, Омару ээ-Захиру с предложением теснейшего союза. Шейх ответил незамедлительным согласием и в самом непродолжительном времени более чем оправдал возлагавшиеся на него надежды, со своими девятью тысячами принудив к отступлению 25 000-ную армию трехбунчужного дамаскского паши Османа, двинутую Стамбулом против отложившегося Египта. Этот важный успех, одержанный у берегов Тивериадского озера, развязал Али-бею руки для широко задуманных операций, проведенных им в течение последующих полутора лет на юге, востоке и юго-востоке Египта, а также в Аравии и завершившихся занятием Мекки.

Конец 1770 и начало 1771 года были посвящены подготовке к осуществлению еще более честолюбивого замысла — завоеванию Палестины и Сирии. Одновременно с этим были завязаны сношения с Венецианской республикой и с командующим русским средиземноморским флотом.

В положенный срок приготовления к сирийскому походу были закончены, и в начале 1771 г. тридцатитысячная армия Абу-Захаба двинулась в поход и на пятый день по выступлении штурмом взяла Газу. За этим, месяца полтора спустя, последовало овладение Рамой и Наблусом, а затем, после двухмесячной осады — Яффой. Перейдя после этого юго-западные отроги Ливанского Тавра и заняв без сопротивления Сайду, Абу-Захаб двинулся оттуда к Дамаску и приступил к его осаде. После того как попытка Осман-паши решить дело сражением в открытом поле окончилась полной неудачей и сам он бежал в Алеппо, население города открыло ворота победителю. Через неделю, убив предварительно своего командира, сдался и гарнизон дамаскской цитадели.

Взятие Дамаска, казалось бы, должно было дать импульс к дальнейшему развертыванию наступательных операций — в первую очередь в направлении Хомса и Алеппо. Но судьба решила так, что именно в этот момент на Али-бея обрушился самый непоправимо тяжелый удар его жизни: Абу-Захаб изменил ему и, бросив на произвол судьбы все завоеванные крепости и города, отвел свою армию в Египет.

По вопросу о маршруте отходившей армии среди авторов нет единого мнения. Большинство проводит его через Каир, меньшинство, вместе с Луизиньяном, — минуя Каир.

Недостаточно ясен и другой важный аспект этого решающего эпизода — характер отношений, существовавших между Али-беем и его нареченным сыном в промежутке времени между эвакуацией Сирии и Палестины и открытым разрывом. Кое-какие подробности, сообщаемые об этом, определенно нуждаются в критической проверке, заниматься которой было бы здесь явно не к месту. К тому же это и не так уж существенно пред лицом того решающего факта, что конец февраля 1772 г. застал Абу-Захаба в Верхнем Египте, а в начале апреля предводительствуемая им большая, сильная армия была уже на пути к Каиру.

После того как посланный против Абу-Захаба Исмаил-бей перешел на его сторону, а предпринятая с совершенно недостаточными силами попытка Росван-бея задержать врага на ближних подступах к столице окончилась полной неудачей, — Али-бей решил покинуть каирскую цитадель и с личными своими войсками отойти в Палестину. Беям его «дома» была предоставлена свобода выбора; либо оставаться в Египте и считать себя свободными от каких бы то ни было обязательств по отношению к царственному изгнаннику, либо последовать за ним. Они, не колеблясь, предпочли последнее, заставив даже Д’Амира и цитирующего его Деэрэна отдать должное почти волшебной способности Али-бея покорять сердца людей. Не смог Д’Амира пройти и мимо другой для мамлюка разительно необычной черты, проявленной Али-беем в эти мучительно тяжелые для него первые месяцы 1772 г. — непонятной мягкости, даже любовной бережности по отношению к сыну-ослушнику и мятежнику.

Всего с Али-беем ушло 7000 конных и пеших бойцов.

Вечером 24 апреля 1772 г. эта маленькая армия оставила Каир и, пройдя 27-го мимо Газы, 4 мая достигла Хайфы, по соседству с которой разбила свой лагерь. Здесь у физически и нравственно потрясенного Али-бея началась жестокая горячка, но заботы тотчас же прибывшего в лагерь шейха Захира и искусство его лучших врачей в три недели поставили больного на ноги. К концу болезни его навестили гости с небольшого соединенного отряда русских военных судов — два его командира и с ними еще один представитель русского главнокомандующего в водах Леванта — грузин по имени Иосиф, которого Луизиньян называет «любимцем в доме русского полководца». Этим первым в истории представителям России, когда-либо принятым главой египетского государства, был оказан подобающий прием.