Несколько дней спустя гости, обласканные и щедро одаренные, вернулись на свои корабли, и отряд, встав под паруса, пошел на север. Состав отряда увеличился на одну шебеку, везшую ехавшего для переговоров с русским главнокомандующим Зульфикар-бея и отправленные с ним дары, в их числе — любимого верблюда Али-бея и трех лучших арабских скакунов из его конюшни.
Послание Али-бея, которое отвез с собой Зульфикар-бей, содержало важную просьбу — прислать несколько тяжелых орудий с запасом ядер к ним, а также помочь с набором двух-трех тысяч пеших наемников. Забегая немного вперед, отметим, что просьба эта была выполнена: три орудия с русским офицером-инструктором принесли немалую пользу при осаде Яффы войсками Али-бея. На корабле, доставившем пушки, прибыл, по-видимому, и небольшой контингент пеших наемников-албанцев и греков.
Но до осады Яффы стратегически пока что было еще далеко. Сначала надо было во что бы то ни стало сбросить со счетов тринадцатитысячную турецкую армию двухбунчужного паши Хассана. Угрожающе расположенная в Сайде, она представляла собой основное и наиболее опасное для Али-бея и шейха Захира ядро турецких сил в Сирии.
Трудная и ответственная задача ликвидации этой армии была поручена Али-бею Тантави и части судов русского отряда. 8 июля 1772 года, под стенами Сайды, отряд Тантави, едва насчитывавший в своих рядах 6000 человек, разбил и обратил в беспорядочное бегство вышедшую ему навстречу армию Хассан-паши.
Две недели спустя, Тантави, оставив в Сайде гарнизон, вернулся с отрядом в лагерь у Хайфы.
Продолжая так успешно начатые операции по ликвидации турецких гарнизонов, успевших после отхода Абу-Захаба снова закрепиться в важнейших пунктах ливано-палестинского побережья, Али-бей в сентябре обложил с суши Яффу. Осада ее закончилась 11 февраля 1773 г., когда комендант, оказавшись перед лицом почти полного истощения запасов продовольствия, согласился сдать крепость.
А еще через некоторое время Али-бей, собрав все бывшие под рукой силы, двинулся на юг — в сторону Египта.
22 апреля 1773 г., уже на египетской территории, в первом бою у Салихиа, его маленькая армия, ввиду его внезапной болезни руководимая все тем же Тантави, отбросила со значительными потерями почти вдвое ее превосходившее ударное ядро войск Абу-Захаба. Назавтра после неудачи силы этого последнего почти утроились, и тем не менее завязавшийся утром 24 апреля второй бой у Салихиа, вероятнее всего, кончился бы победой Али-бея, если бы не еще одна измена — на этот раз роковая: в решающий момент пешие магрибские наемники, составлявшие центр его армии, перешли на сторону врага.
Геройская гибель двух поредевших крыльев маленького войска лишь очень ненадолго смогла отдалить наступление неизбежного конца. И тогда-то Али-бей совершил свой самый большой и самый красивый подвиг, завершивший его гордо прожитую жизнь: сказав, что не покинет поли сражения, он приказал своим приближенным немедленно отступать и, дав им поцеловать на прощание руку, остался в шатре. И с ним десять его юных пажей-мамлюков, верных суровым предписаниям одного из самых странных, самых непонятных кодексов чести — мамлюкского.
Они исполнили свой долг до конца, и присланный вскоре Абу-Захабом кьайа смог войти в шатер лишь после того, как явившиеся с ним тридцать конвойных, потеряв несколько человек убитыми и ранеными, сломили ожесточенное сопротивление мальчиков-героев. Слабый, больной Али-бей встретил посланцев своего нареченного сына с оружием в руках. Первый, кто рискнул приблизиться к нему, был положен с одного взмаха. Два других удара вывели из строя еще двух смельчаков. Вынужденные прибегнуть к огнестрельному оружию, нападавшие двумя почти в упор сделанными выстрелами ранили своего страшного противника в правую руку и бедро. Но он продолжал сопротивляться левой рукой и успел ответным выстрелом ранить кьайю, прежде чем удар сабли, обезвредивший и эту руку, лишил его чувств и поверг наземь. Когда его в этом состоянии доставили в шатер Абу-Захаба, тот не выдержал и заплакал.
Перевезенный в Каир Али-бей прожил еще неделю и умер в, своем дворце 2 мая (по Джабарти — 8 мая) 1773 г. либо от полученных ран и усилившейся горячки, как это утверждает Луизиньян, либо от действия яда, как гласит другая версия.
Али-бей эль-Кебир унес с собой тайну своих последних мыслей. Но у каждого, кто задумается над его судьбой, не может почти сама собой не возникнуть уверенность, что, умирая, он, как и тысячи и тысячи мамлюков до него, как и герой повести Уиараго, мучительно думал о горькой участи мамлюкской, об отнятой у него прекрасной, далекой родине.
...Гоми — злак вроде пшена, а также каша, приготовленная из него.
Чалам-калами (груз.) — выдолбленная тыква, служит сосудом для питья.
Чоган (груз.) — деревянная лопаточка.
Батоно (груз.) — сударь, господин; обычное в грузинской разговорной речи обращение.
Квеври (груз.) — врытый в землю кувшин для хранения вина.
Тариел — герой поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Имя его — синоним мужества и благородства.
Окрибед — житель Окриби (одного из районов Западной Грузии).
«Мравалжамиер» — традиционная грузинская застольная песня.
Дэв (груз.) — мифическое существо, воплощение силы.
Марчили — грузинская серебряная монета.