— Постой! А похитители были наши единоверцы? — поинтересовался кто-то.
— Конечно. Разве турок посмел бы пробраться в село, чтобы украсть ребенка? Турки сидят вон там — в крепостях! Я схитрил: состроил веселую рожу, словно примирился со своей участью. Поэтому, когда мы подъехали к берегу Риони, мне развязали ноги. В Чаладиди к нам присоединились два всадника турка. Похитившие меня относились к ним с большим почтением. Мы спешились для отдыха в каком-то дремучем лесу. Разбойники сразу уснули. Это не удивительно — они были настолько утомлены, что еле ворочали языком… Я тоже сразу свалился и притворился спящим. Уснул и один турок. А второй… Видно было, что этот сукин сын — большой хитрец! Зажмурился и делает вид, что спит. Потом неожиданно откроет глаза и посмотрит на меня. А я лежу как опаленный поросенок и, прикрыв глаза, осторожно слежу за ними. Наконец уснул и второй турок; он так захрапел, что, наверно, было слышно и в самом Джапарети. «Господи, помоги!..» Я тихо встал. На мое счастье, одного из коней они привязали к дереву поодаль. Я осторожно подобрался к нему, отвязал его, отвел шагов на двадцать, держа за повод, затем, подтянул подпругу, прыгнул в седло и пустился вскачь. Но как пустился!..
— Молодец! — воскликнули старики.
— Значит, забрал и коня? — спросил один из крестьян.
— Коня?.. До коня ли мне было? Я гнал скакуна, пока он мог передвигать ноги, потом бросил его и скрылся в лесу. Сам черт не сумел бы найти меня там, — ответил Сепане.
— Ну и ловкач, чертов сын! — проговорил кто-то.
— А как захватили тебя второй раз, Сепане? — спрашивали со всех сторон.
— Во второй раз дело было пустячное! О моем похищении узнали сразу, кинулись вдогонку и отбили у похитителей.
— Эх, горе нам! Если бы и мы сегодня хватились вовремя, то сумели бы вернуть мальчика, — сказал лысый старик.
— Да, у меня, злосчастного, все вышло не так, — скорбно произнес Тагуи. — Пока не заметили, что разбрелись козы, никто не обратил внимания на то, что нет моего малыша. Только после этого поднялся переполох, но было уже поздно!.. А когда узнали и мы, похитители уже находились за рощей Сорты.
— О, горе, горе нам!.. — скорбно вторили старики.
Стемнело. В селе никто ничего не знал о судьбе Хвичо. Крестьяне разошлись по домам. Томясь в ожидании каких-либо вестей, Тагуи и Мзеха притихли.
В дремучем лесу, на лужайке около огромного дуплистого дуба, была разостлана бурка. На ней полулежал вооруженный мужчина. Ствол ружья он зажал между ног, а приклад прижимал к груди. На поясе незнакомца висела шашка с роговой рукояткой, в руке он держал пистолет. Неподалеку был привязан вороной конь. С первого взгляда могло показаться, что человек этот дремлет. Но при малейшем шелесте листвы или каком-нибудь незначительном шуме он осторожно, как змея, поднимал голову, крепче сжимал в руке пистолет и озирался.
Это был коренастый мужчина. Его морщинистое лицо имело желтоватый оттенок. В черной, как уголь, бороде виднелась легкая седина. Он беспокойно поводил большими злобными глазами.
— Фить-фить-фить, — донеслось из лесу.
Лежавший на бурке приподнялся, осмотрел запальник ружья и напряженно прислушался.
— Фить-фить-фить! — послышалось явственней.
— Фить! — раздалось еще раз после короткой паузы.
Незнакомец закинул ружье за спину, сунул руку в кардан, достал камышовую дудочку и свистнул.
— Фить! — коротко и резко раздалось в ответ.
Через несколько минут зашевелились ветки ближайших кустов и послышался шорох.
— Кучуи! — окликнул незнакомец подававшего сигналы и отошел за дерево, держа пистолет наготове.
— Это я! Не бойся!
— А, черт! Осторожность не мешает! — И чернобородый, с облегчением вздохнув, заложил пистолет за пояс.
Из орешника выполз рыжеватый мужчина маленького роста, тоже вооруженный.
— Тенгиз, ты один? — спросил он.
Чернобородый приложил левую руку ко рту, а пальцем правой указал на дупло.
Рыжеватый мужчина осторожно приблизился к дереву и заглянул туда. Дупло было большое. В непогоду там свободно могли бы укрыться три-четыре человека.
— Эге! — тихо произнес пришедший и с удовлетворением кивнул головой.
— Тсс, тсс!.. Он спит… — прошептал Тенгиз.
Оба сели неподалеку от дерева.
— Говори тихо, чтобы не разбудить его, он очень устал, — сказал Тенгиз.
— Понимаю, — ответил Кучуи, — видать, мальчик хороший. Сколько ему лет?
— Не знаю. Я не был при его рождении и крещении. Думаю, лет семь-восемь.
— Но как тебе, проклятому, удалось захватить ребенка? Ты прямо черт, да и только!
— Оставь, пожалуйста! Мне пришлось такое испытать, что я позабыл и Христа и дьявола. Говоришь, «удалось», я там чуть голову не оставил. Руки сами тянутся к привычному, а то разве легко теперь заниматься таким опасным делом?! На этот раз случай выдался особенный!.. Тебе ведь хорошо известно, Кучуи, скольких детей я на своем веку похитил. Да что дети, увозил и девушек на выданье. Чего я только не проделывал лет десять тому назад. Да ты сам знаешь!.. Но такого страха, как вчера, мне ни разу не пришлось испытать. Чудом уцелел!..
— Так, так, — поддакивал Кучуи. — Но, однако, захватил-таки!
— Я ненароком столкнулся с ним… Признаться, спешил по другому делу и случайно проходил мимо камышей. Вдруг со склона, из зарослей папоротника, до меня донеслось фырканье коз. Там же я заметил маленького, как зяблик, пастушка. Он забавлялся с палочкой. Ниже, неподалеку от камышей, вился дымок. Должно быть, там было чье-то жилье. До меня донесся женский голос: «Гони туда, гони!» Пастушок, увидев меня, не думал пугаться и даже улыбнулся. Я тотчас же достал кошелек, полный марчили, позвенел ими и протянул ребенку. «Смотри, малыш, все это — тебе». Он беспечно подбежал ко мне. Сам понимаешь, это был у меня не первый случай: я схватил мальчика, мигом заткнул ему рот кляпом, быстро привязал под буркой у себя за спиной и понесся вскачь. Но и врагу не пожелал бы я испытать такое…